|
Опубликовано в
журнале «Русский переплёт» 30 января 2006 Наталья Рожкова "ЛЮБИТЕ НЕБО, ГОСПОДА..." Давно подмечено: у читателей и критиков неизменно вызывают
интерес книги, названия которых можно истолковывать неоднозначно. Новый
сборник стихотворений Татьяны Пацаевой (издательство "Линор", 2005),
озаглавлен "Тропы йоги". Имя её хорошо известно любителям поэзии по
публикациям в печати и в Интернете ("Равноденствия", "Поэзия
Московского Университета" и др.), а также по книге лирики
"Нормальное распределение"; произведения поэтессы переводились на
английский язык. Что же означает словосочетание "Тропы
йоги"? "Троп" - слово или оборот речи в переносном,
иносказательном значении, или "тропа", дорога, вечный путь к
познанию Вселенной и ощущению Себя в ней? Главным признаком творчества Пацаевой
я бы назвала органическую связь
душевного мира автора с живым и таинственным миром природы, буквально
пронизывающую всю стихотворную ткань книги. Душа поэта, сливаясь с образом
Матери-Природы, которая "явила на миг свой огромный волшебный
портрет" (не случайно оба слова - с большой буквы), сама становится её
естественной, одухотворенной частью: Я стоял, как в
кроватке дитя, На высоком сосновом
крыльце. И улыбку её узнавал На спокойном и добром
лице. И даже в таких, казалось бы, изящных и бесхитростных
строчках, похожих на картину Клода Моне "Завтрак на траве",
описывающих пикник (стихотворение "Солнышко светит, речка
блестит..."), заключено глубокое чувство образа природы, "которая в
нас". В саду, заботливо возделываемом поэтом, уживаются
совершенно разные растения: Эти жёлтые лотосы -
кратеры счастья... Взбитое в пену стоит
на земле кружево вишен в
цвету... сорняки в своих
бледных гусарских рейтузах подтянулись и замерли
в звуках бравурных... Но, самый, пожалуй, запоминающийся цветок в
удивительных поэтических кущах - дикий шиповник. Это - образ всего
мироздания, в котором тернистый путь ведет к заповедному саду (быть может,
только готовому расцвести). У Арсения Тарковского: Я завещаю вам
шиповник, Весь полный света,
как фонарь, Июньских бабочек
письмовник, Задворков праздничный
словарь. У Ольги Седаковой: Ты развернешься в
расширенном сердце страданья, дикий шиповник, о, ранящий сад
мирозданья! Шиповник - воспоминание о лете и радости у одного
поэта, выпускающий острые шипы у другого... У Татьяны Пацаевой он особый, не похожий ни на кого,
"цветущий, в избыточной неге виновник". Психологи делят людей на три категории по способу
восприятия поступающей извне информации: визуалы (у которых доминирует
зрительный канал), аудиалы (слуховой), кинестетики (через движение,
чувственное восприятие). В подавляющем большинстве случаев только один из них
является ведущим, то есть определяющим излюбленный способ человека общаться с
миром. В творчестве поэтессы они тесно переплетены: почти в каждом её
стихотворении присутствует явно или незримо - кинестетически (хотя, быть
может, данное определение покажется слишком упрощённым) чистый аромат,
"улетающий в вечность". Читатель чувствует этот запах, и
снова перед его глазами встаёт образ Вселенского сада. А вот - визуальный, объёмный, как голограмма,
неожиданно яркий образ: Так скряга, видя во
сне сундуки, полные
сапфиров и бриллиантов, старается как можно
больше набить ими карманы. И просыпается без
них, Но с улыбкой. В этих строках автору удалось передать состояние
пробуждения, когда грань между бытием и явью неуловима. Герой рассказа
Достоевского "Сон смешного человека" признаётся: "...ну, пусть
это был только сон! Но ощущение любви этих невинных и прекрасных людей
осталось во мне навеки, и я чувствую, что их любовь изливается на меня и
теперь оттуда". В стихотворении "Не адекватно" - сильное
ощущение звука: Там голос Вечности
пронзителен и внятен, и он единственный,
кто адекватен. Поэзии Пацаевой присуще стремление к ярким, выразительным,
"акмеистским" образам. Путь многих классиков "серебряного века",
в том числе акмеистов, через страдание, что наиболее свойственно европейцу.
Однако любое искусство, в конечном счёте - от счастья, даже если речь о
страдании, которое стихи именно преодолевают. При этом не следует
отождествлять преодоление с "сублимацией", чем нередко грешат стихи
совсем молодых стихотворцев, изливающих на всех свои юношеские печали.
Главный источник творчества Татьяны -
счастье, и в этом его законченность и мудрость. Настоящий поэт непременно создает религиозный текст,
не в смысле высокопарных теорий и напыщенно-возвышенных слов, а сущности - по
внутренней музыке и предельной строгости к себе. Не моралистики, а именно
строгости. Строгость - это то, как написаны, скажем, у Рильке
"Часослов" или что происходит с Кришнамурти в его "Дневнике".
Не каждому дано прикоснуться к этим общим сакральным струнам, связывающим все
Библии воедино, они позванивают, не как феншуйчики, купленные в магазине
сувениров, а как колокольчики, переплетённые невидимыми нитями: Чем легче, тише и
невнятней я заставлял звучать
струну, тем звук, летевший в
Тишину, был слаще, истинней,
приятней. Или: На стыке разума и
тьмы Есть грань, где связь
еще возможна, Где можно очень
осторожно Слагать стихи и петь
псалмы. Там можно петь, там
жить нельзя... И предназначение поэта - ... здесь, сегодня не то, чтоб петь, но
подпевать, разгадывать и
прославлять оттенки замысла
Господня. В стихах Татьяны
прослеживаются черты сходства с полотнами Николая Рериха, наверное, тем, что
в них нет места унылым тонам, невыразительным краскам. Художник писал:
"Через цвет звучит приказ будущего. Всё серое, чёрное мрачное, туманное
уже достаточно затемняло человеческое сознание. Каждый должен снова подумать
о ярких, блестящих оттенках, которые всегда знаменуют эпоху возрождения".
Здесь слово "возрождение" - с маленькой буквы, ибо знаменует
Ренессанс не в искусстве, а в душе человека. Замечательная картина
"Полунощная" воспроизводит свечение в Гималаях; над горами, гладью
огромного озера полыхает ослепительно яркое сияние, разноцветные световые
столбы вспыхивают и исчезают, словно северное сияние. И сразу вспоминаются
строки: Славлю Индию Духа, её
океаны омывают и греют
поверхность земли, из глубин их молчанья
всплывающий Образ затмевает светила в
небесной дали. Это - образ богини Лакшми, появляющейся из пены
молочного океана, и одновременно рериховской Матери Мира, окружённой
"рекой жизни", обозначенной силуэтами светящихся рыбок, или
Держательницы Мира с заветным ларцом в руках. Она, Богиня-мать, "сегодня
в золотом", чтобы завтра надеть белоснежное зимнее сари и снова удивить
и восхитить мир чудом вечного Возвращения. ("С Новым годом - светом -
краем - кровом!" - писала Марина Цветаева.) В книге, обложка которой украшена красивым цветком
лотоса, можно встретить словосочетания: "я увидел…", "я
искал..." Эти обороты помогают лучше передать состояние певца,
прикасающегося к "Тающим струнам". И хочется поднять взор к
"квартире Бога" и внять совету автора: Любите небо, господа, Абстрактное и
голубое, Инвариантное собою, Собою полное всегда. |
